Пресс-центр

Не пропал, а погиб за Родину

18.05.2012 → Этих дней не смолкнет слава

… Папа пришел с работы, прилег отдохнуть. Мама еще не вернулась с фермы, и маленькая Галя решила сама приготовить уставшему отцу ужин. В кружке развела водой муку и кидала тесто ложкой на холодную печку — хотела сделать блинчики…

Таких воспоминаний об отце у Галины Александровны Рубцовой немного — в июне сорок первого, когда ей было всего пять лет, он ушел воевать и не вернулся. Помнит она, что работал папа на ферме: дояром был, возил молоко на молокозавод. Из воспоминаний — одни картинки, как страницы с иллюстрациями, вырванные из незнакомой книжки. Вот Галя с папой идут через балку, наверное, возвращаются домой. И говоря об этом, женщина, которой в этом году 76 лет исполнится, превращается снова в маленькую девочку, в кроху трех-четырех лет, чью теплую ладошку крепко держит в своей руке большой папа.

Помнит она еще, как с мамой провожала отца на фронт. Они стояли впереди и смотрели: вот он уходит от них все дальше и дальше, а потом оборачивается и кричит маме: «Береги дочь!».

Больше они его не видели. Галина Александровна говорит, что последнее письмо от папы прошло в августе — из-под Смоленска. А вслед за этой весточкой с фронта почтальон принес страшное извещение: «Связист 2 стрелкового полка 50-й стрелковой дивизии рядовой Авдеев Александр Иванович, 1914 г.р., призванный Шахтинским РВК, пропал без вести».

Васса Федосеевна и ее маленькая Галя остались вдвоем. Мама тоже, как и отец, работала на ферме, и когда было принято решение эвакуировать скот, ее вместе с дочкой направили в Сталинградскую область. Тогда казалось, что уж туда-то фашисты точно не доберутся. Сегодня Галина Александровна помнит до мельчайших подробностей этот долгий путь. Шли пешком, и так уж сложилось, что у станицы Константиновской спутники посоветовали Вассе Федосеевне остаться здесь – не идти дальше с малышкой. Неподалеку, в станице Богоявленской, жила сестра Александра Ивановича, она-то и пригласила жену своего брата остаться у нее. Дорога к новому дому лежала через Дон, который можно было пересечь либо на пароме, либо по раздвижному деревянному мосту. У этой хлипкой переправы стояла какая-то советская военная часть, и солдаты с готовностью кинулись помогать одинокой женщине с ребенком. Галина Александровна помнит, что переходили они с мамой через реку вечером, и он до сих пор стоит у нее перед глазами: яркий, огненный закат, мост, по которому так страшно идти, и два бойца рядом – один помогает маме нести вещи, а другой ведет маленькую девочку за руку.

В Богоявленской жили в одном доме вместе с москвичами, эвакуированными на Дон. Среди приезжих был Витька, ровесник Гали, который по праву может считаться ее военным другом. Почти все время они проводили вместе, и воспоминания у них, наверное, одинаковые. Через станицу тогда часто проходили советские войска, и постояльцами в доме, где жили Галя с Витей, были разные люди. Особенно запомнился один солдат — при нем была ранена Васса Федосеевна. Как-то днем, вспоминает Галина Александровна, играли они с Витей в доме, как обычно. Боец сидел у стола в углу, брился, а мама пришла с кухни за продуктами. Вдруг — гул летящего самолета. Фашист покружил над станицей, обстрелял дома и убрался восвояси. Но одна из выпущенных им пуль попала в их хату. Рикошетом эту пулю отбрасывало от стены к стене, и детям казалось, что летает по кухне яркий огонек. Затаившись, они наблюдали за ней, пока не увидели испуганное и побледневшее лицо Вассы Федосеевны. Заметил это и солдат, принялся успокаивать женщину: «Не волнуйся, он уже улетел», а потом, когда она повернулась, увидел на ее спине кровь, тонкой струйкой вытекавшей откуда-то из-под лопатки. Вот почему перестал метаться по кухне маленький страшный огонек.

Четыре месяца пролежала Васса Федосеевна в военном госпитале, но ни разу за всю жизнь не вспоминала она о своем ранении и никому о нем не рассказывала. И потом, уже после войны, ей не пришло в голову воспользоваться этим фактом своей трудной биографии, чтобы получить какие-то льготы. Она никогда не просила помощи. Может быть, потому, что, как и муж, была сиротой, выросла среди чужих людей, которым не было до нее дела. Поэтому у нее и образования нет никакого — всего одну неделю проучилась в первом классе. И, хорошо помня собственное детство, не могла эта женщина поддаться страху и слабости, не смела допустить, чтобы ее дочь тоже осиротела.

Оккупация превратилась в памяти Галины Александровны в длинную череду чужих лиц. Через Богоявленскую нацисты проходили «сквозняком», надолго не задерживаясь. То одни, то другие незваные постояльцы появлялись в доме, и вели себя по-разному. Однажды Галю с Витей фашисты избили: дети засмеялись, говоря о чем-то своем, и это очень не понравилось врагам. А в другой раз немец пнул девочку ногой в живот — она мешала ему пройти, когда он вместе с другими солдатами заносил в дом раненого.

Во время оккупации Васса Федосеевна с дочкой перебрались в хутор Кастырский — к другим своим родственникам. Там они жили в доме, вторую половину которого занимали калмыки. И здесь тоже частенько останавливались на постой немцы. Одного из них Галина Александровна хорошо помнит: он не был похож на тех, кто бил и обижал детей, наоборот — жалел девочку, угощал конфетами, часто брал к себе на колени, гладил по голове и говорил на ломаном русском: «Вашего Сталина и Гитлера — пух! А ваш золдат и наш — домой». Запомнился и еще один: то ли русский он был, то ли немец, хорошо говоривший по-нашему. Он жил на половине калмыков, и однажды практически спас дом от разорения.

- Помню, я играла у соседей, — вспоминает Галина Александровна, — а немец этот лежал на кровати. Вдруг за окнами послышались чужой говор и топот. Немец быстро приподнялся и велел нам есть пшеницу из стоявшей на столе миски. Мы стали набирать в пригоршни сухие зерна, жевать, и в этот момент на пороге появились фашисты. Они только заикнулись, было, чтобы отдали им хозяева еду и свои припасы, как постоялец, показав на нас, что-то быстро им сказал. Те развернулись и ушли ни с чем. А потом выяснилось: он специально заставил нас есть эту пшеницу, чтобы показать мародерам — нечем им поживиться в доме, где голодают дети.

Кастырский — маленький хуторок, было в нем тогда всего лишь 29 домиков. Поэтому надолго тут немцы не задерживались. В Богоявленской фашисты держали под замком пленных красноармейцев, и женщины из станицы и близлежащих хуторов тайком носили им еду. А тех, кому удавалось сбежать, прятали у себя. Одного такого — Петей его звали — в Кастырке уберегла от оккупантов Васса Федосеевна. И соседка, баба Маня Горбачева, такого же паренька у себя прятала — в случае опасности засыпала его картошкой в погребе.

Но хуже немцев, по словам Галины Александровны, вели себя на захваченной донской земле румыны. Она помнит, как несколько человек ломились к ним, требовали отпереть дверь, угрожали взорвать дом. Васса Федосеевна спрятала дочь, а врагам так и не открыла.

Потом оккупантов прогнали. Дети стали смелее выходить на улицу, отваживались подолгу гулять.

- Я разведчиков наших видела, — вспоминает Рубцова. — Они специально со скотом мимо хутора шли, будто гонят куда-то стадо. А больше мы наших бойцов и не встречали. Немцев прогнали, и жить стало намного спокойнее.

Весной сорок пятого, совершенно неожиданно для детей, грянуло счастье. Однажды все хуторские дети отправились за тюльпанами в степь и шли назад строем с охапками цветов, когда увидели, что им навстречу бежит какая-то девушка. Летит, едва земли ногами касаясь, платком машет и кричит изо всех сил: «Война кончилась!» И тут уже побежали все: быстрей, скорей домой, вдруг мама не знает! А когда примчались в хутор, услышали, как кто-то бьет по рельсу, что висел в Кастырке у конторы. Оказалось, это гремела на всю округу баба Маня Горбачева, и к ней, побросав свои дела, спешили хуторяне.

- Все кричали, радовались, обнимались, — говорит Галина Александровна, — а я плакала. Не могла радоваться вместе со всеми: папа-то пропал. Чужие отцы вернутся теперь к своим детям, а мой? Где он?

Этот вопрос не давал покоя ни Гале, ни Вассе Федосеевне. Мама ждала мужа каждый день — всю жизнь.

- Она надеялась, что папа вернется, — вспоминает дочь. — Помню, как она плакала, но все равно верила, что он все-таки жив и обязательно найдет нас. Бывало, налепим вареников, сварим и начинаем мечтать: «Только сейчас сядем за стол, и вдруг — стучит кто-то в окошко. Выглянем, а это папа вернулся!»

Александр Иванович так и не пришел домой. В сорок девятом году Васса Федосеевна достала единственную его фотографию, заказала большую копию и повесила на стену. В пятидесятом они с дочерью переехали в станицу Задоно-Кагальницкую, где повзрослевшая Галя работала сначала на стройке, потом почту носила, пока станичное начальство не предложило ей стать киномехаником. Уговаривали ее долго, и в конце-концов юная комсомолка согласилась. Закончила курсы, вернулась в станицу и потом 33 года подряд показывала землякам кино. Ни выходных, ни праздников у нее не было — все время, когда другие отдыхали, она работала в клубе. Много фильмов «прокрутила» на своем аппарате за это время, но лучше всех помнит один — «Живые и мертвые». Он вышел в прокат через двадцать лет после окончания войны и рассказывал о первых месяцах Великой Отечественной. Как раз о том времени, когда воевал и пропал без вести Александр Иванович Авдеев. И вот, спустя много лет, его дочь показывала землякам кино о боях, в которых участвовал ее отец, а его жена Васса Федосеевна ходила на все сеансы, пока не увезли этот фильм из станицы и не доставили ему на смену другой. Она приходила в клуб, садилась в зрительный зал и внимательно вглядывалась в лица на экране — пыталась узнать своего Сашу.

- Я объясняла ей, — едва сдерживая слезы, вспоминает Галина Александровна, — что это художественный фильм, что в нем снимались артисты. Была бы хроника военных лет, можно бы надеяться, что в каком-нибудь кадре промелькнет отец. Но она все равно упрямо ходила на каждый сеанс и всматривалась в лица актеров. Он ведь воевал в сорок первом году, а фильм как раз об этом времени — значит, и о нем. Думаю, что мама выучила это кино наизусть…

Васса Федосеевна не пыталась разыскивать мужа — просто терпеливо ждала. А когда ее не стало, дочь начала искать. Несколько раз писала запросы в Центральный архив Министерства обороны, но ничего нового ей так и не сообщили. Пропал без вести, и все. Когда Галина Александровна узнала о том, что в Мичуринске поисковики собрали и опубликовали огромный том материалов о пропавших без вести, обратилась с запросом и к ним. Но и оттуда утешительных вестей не было.

- Я понимаю, — говорит она, — что сейчас найти о папе хоть какие-то сведения практически невозможно. Мне уже 75 лет, мои внуки давно переросли его годами, а уж сыновья тем более. Надеюсь теперь, что остался еще в живых кто-то, кто помнит, пусть не отца, так хотя бы эти бои под Смоленском, где он пропал безвозвратно. Сведения о нем в книге мичуринских поисковиков опубликованы, может, кто и откликнется…

Н. БИЛЕЦКАЯ.

НА СНИМКАХ:

«РУБЦОВА» — А.И. Авдеев.

Источник: semivest.ru

Короткая ссылка на новость: https://special.semikarakorsk-adm.ru/~OHxmt